По мере того, как пока еще теплое сентябрьское солнце лениво катилось по небосклону с востока на запад, а день близился к завершению, Ремус Люпин чувствовал, как постепенно нарастает в нем волнение, характерное для предстоящей сегодня ночи полнолуния.
Вернувшись в свою комнату, когда солнце уже закатилось за горизонт и небо постепенно наливалось темной синевой, он постарался успокоиться и взять себя в руки. Обычно чашка чая с травами помогала Люпину справиться с симптомами, предшествующими скорому изменению сущности, но не теперь. Дело ухудшалось тем, что эта ночь, ночь первого полнолуния сентября, славилась тем, что оказывала на таких, как он, самое сильное воздействие.
Выпив чая, фактически, насильно влив его в себя, как лекарство, Люпин поморщился и постарался отвлечься. Взяв с полки первую попавшуюся книгу, он опустился в кресло и погрузился в чтение. Но уже через несколько минут строчки стали прыгать перед глазами, а пальцы слегка задрожали.
Со вздохом Люпин отложил книгу и прикрыл глаза, заставив себя глубоко дышать и привести мысли в порядок. Чем ближе приближался час полнолуния, тем более непохожим на себя становился бывший профессор ЗОТИ. Волчья натура рвалась на свободу, и удерживать ее было крайне непросто.
Конечно, превращенный в оборотня в довольно-таки раннем возрасте, Ремус к своим тридцати с небольшим годам уже научился себя контролировать, но все же каждый раз ему приходилось испытывать все те же симптомы.
Шторы были плотно задернуты, часы мерно тикали на каминной полке, и Люпин даже как будто бы задремал в кресле. В полусне-полудреме в его голове проносились какие-то видения, неясные образы, чьи-то невнятные голоса. Они становились все громче и громче, пока один из них – мужской, кажется – вскрикнул что-то особенно громкое.
Ремус проснулся, будто от толчка. Он широко распахнул глаза, и в темноте комнаты – камин к тому времени успел потухнуть – они сверкнули желтым, хищным светом.
Люпин чувствовал, как сознание волка уже начинает постепенно оттеснять часть сознания человека. Его чувства слегка обострились – в комнате словно бы несколько посветлело,  сложный аромат трав из заварочного чайника стал гораздо сильнее, а тиканье часов и вовсе можно было сравнить с настойчивым стуком в дверь.
Ремус понял, что больше медлить нельзя. Рывком поднявшись с кресла, он достал палочку и положил ее в письменный стол. Потом вышел в коридор, и, притворив за собой дверь, размашистым шагом направился сначала во внутренний двор школы чародейства и волшебства Хогвартс, а потом, время от времени переходя на бег, в сторону Запретного леса.
Люпин не оборачивался уже достаточно давно. Многие оборотни говорили, что это вредно – слишком редкие и слишком частые превращения постепенно могли превратить волшебника во что-то страшное. Особенно жуткие слухи ходили о тех, кто злоупотреблял своей звериной сущностью – такие постепенно теряли свой человеческий облик, утрачивали способность возвращаться в человеческое обличье и до конца своей жизни оставались ужасными кровожадными монстрами.
Ремус продирался сквозь лес, стремясь уйти как можно дальше от Хогвартса. Когда он остановился на какой-то полянке, стояла уже глубокая ночь. Люпин поднял голову, пытаясь высмотреть на черной ткани неба вышедшие звезды, и тут в ореоле холодного жемчужного света из облаков вышла царица ночи – луна.
Ремус почувствовал, как кровь его забурлила. Она будто кипела, и это доставляло почти физическую боль. Люпин упал на колени – влажный мох едва слышно хлюпнул – и его тело стало меняться. Ремус едва сдерживал рвущийся с губ крик – боль все усиливалась; казалось, что его кожа рвется, а кости ломаются одна за другой. И в тот момент, когда Люпину показалось, что еще секунда – и он умрет, боль неожиданно отступила.
А потом сознание как будто взорвалось, и свет в глазах померк.
Через миг уже не Ремус Люпин – волк поднял свою лобастую голову и, глядя на луну, провыл что-то заунывное. Когда последняя нота растворилась в теплом воздухе ночи, волк принюхался.
Травы, еще не собирающиеся умирать…Осенние, замедляющие бурление сока внутри себя, деревья…Другие животные…Человек…
Волк принюхался в последнем направлении и коротко то ли взвыл, то ли взгавкнул. На миг замер в некотором подобии охотничьей стойки, а потом сорвался с места, ведомый тревожащим его нюх запах человеческого существа, находящего сейчас где-то в лесу.
Запах был необычный. Он был насквозь пропитан ароматами трав, и будь волка нюх чуть слабее, он мог бы принять человека за часть леса.
По мере движения запах все усиливался, и глаза волка все сильнее разгорались в предвкушении. Древние, как мир, охотничьи инстинкты гнали его вперед, и он несся сквозь лес огромными прыжками, затормозив только у края поляны, на которой и находился источник этого будоражащего нос запаха.
Жадно принюхиваясь, волк сделал шаг вперед. Его желтые глаза неотрывно следили за человеком, который, словно почуяв присутствие зверя, резко обернулся. Лунный свет упал на тонкий продолговатый предмет в руке человека, и волк замер, смутно ощущая исходящую от этого предмета опасность. Он едва слышно взрыкнул, обнажая острые клыки в не предвещающим ничего хорошего оскале, и медленно вступил на поляну.

Неспешно выйдя на поляну, волк остановился на самом ее краю, внимательно следя за каждым движением человека. Он снова принюхался. От человека все так же пахло травами, пылью, магией – оборотни вполне способны были посредством носа уловить, кто находится перед ними, маг или маггл – а так же ледяным спокойствием.
Последнее обстоятельство слегка смутило волка, и он переступил с лапы на лапу, не чувствуя ставшего уже привычным запаха страха. Все живые существа, с которыми он сталкивался, находясь в своей звериной ипостаси, в большей или меньшей степени являлись источниками этого запаха, потому что в той или иной степени ощущали его, находясь в обществе оборотня. Но теперь ситуация была несколько иной.
Налетевший порыв ветра взъерошил его короткую шерсть, по-хозяйски потрепав волка по загривку и принеся с собой еще один запах, исходящий от человека. Он был очень слабым, почти неуловимым, и волку пришлось чуть приоткрыть пасть, чтобы полностью его уловить.
Что это был за запах? Откуда он взялся? Почему вместе с ним в мозгу зверя появились смутные образы?..
Он помнил. Такой же осенний лес, этот лес. То же опьяняющее чувство свободы и одиночества…и родные запахи тех, с кем он разделяет одиночество и свободу. Большой черный пес. Олень с ветвистыми рогами. Маленькая крыса.
Тонкий запах, исходящий от человека, шел из тех самых времен. Он был знакомым волку.
А человек по-прежнему бесстрашно смотрел в глаза оборотня, и по его взгляду было понятно, что он знаком с правилами игры. Не моргать… Не разрывать зрительного контакта… Кто опустит глаза – то слаб. Тот должен умереть.
Человек сделал шаг. Потом еще один. Но не назад – вперед, прямо к волку.
Оборотень едва не отступил. Поведение человека было странным, необычным для него. Никогда еще предполагаемые жертвы не вели себя так…нежертвенно.
Одна половина его сознания рычала и огрызалась. «Убей его! Загрызи! Он человек! Враг!» - выла она где-то в голове, и волк как наяву слышал щелканье ее челюстей.
Слушая ее, он тоже щелкнул оскаленными клыками и чуть сощурил желтые глаза, не разрывая зрительного контакта. Немного прижав уши к голове, волк перенес часть веса на задние лапы, готовясь к прыжку. Расстояние между ним и человеком было как раз подходящим, чтобы преодолеть его за один раз, а потом, повалив человека на землю, впиться в его теплую плоть.
Волк облизнулся и повел плечами, сощурившись сильнее. Он не был голоден, да голод и не играл здесь большой роли. Главным здесь было само упоение охоты, страх жертвы…
Волк уже почти прыгнул, когда новый порыв ветра пригвоздил его к месту. Снова этот запах…
В сознание прорвался второй голос. Он кричал не так громко, как первый, но что-то в нем заставило оборотня замереть. «Вспомни. Он не враг. Вспомни». Снова перед мысленным взором замелькали воспоминания – лес, пес, олень, крыса…и этот запах.
Волк резко выпрямился, выходя из охотничьей стойки. Человек не двигался и, казалось, не нес никакой угрозы. Но в нем было что-то такое, что заставляло волка непроизвольно вздыбливать шерсть на загривке. «Убей!» - рычал первый голос. «Вспомни» - просил второй.
Волк затряс головой, оседая на задние лапы. Голоса только мешали, они путали и не давали как следует насладиться чувством охоты.
Оборотень резко запрокинул голову к небу и тоскливо взвыл. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он спрашивает у кого-то совета.
Но никто, конечно, ему не ответил. Волк опустил голову и снова уставился на человека. Пока нужды нападать он не видел и принял решение перейти к тактике выжидания. Волк понимал, что человеку от него все равно не убежать, и еще внимательнее стал следить за его движениями.

Ветер постепенно стих, и вот уже самые маленькие листочки на деревьях прекратили трепетать и замерли неподвижно. Волк каждой шерстинкой ощутил возникшую неподвижность и, чтобы преодолеть ее, сделал еще один шаг вперед.
Он больше не ощущал того знакомого запаха, и это послужило причиной того, что верх над его сознанием стал вновь брать первый голос.
Во второй раз за эту ночь оборотень прищурился и изготовился к прыжку. Его хвост мазнул по мокрому мху и отбросил несколько упавших листьев. Он неслышно вздохнул, напружинив задние лапы…но прыгнуть ему снова не удалось.
На поляне стремительно стемнело, и волк задрал голову в небо. Он увидел, как луна, похожая на светящийся хрустальный шар, скрывается за тяжелым темным облаком. Туча ползла стремительно, поглощая, казалось, весь свет – и от луны, и от звезд – который далекие небесные тела посылали на Землю.
Волка повело. Он неуклюже переступил с лапы на лапу, замотал головой, а из его горла вырвался какой-то странный звук, напоминавший чем-то жалобное поскуливание. Оборотень посмотрел на человека, но в его глазах стремительно потемнело, и сознание ушло от него.
Мимо него проносились какие-то неясные образы. Животные, превращающиеся в людей. Люди, оборачивающиеся животными. Полулюди-полузвери. И все они будто бы состояли из клубов дыма, готовые в любую секунду рассеяться от дуновения легчайшего ветерка.
Сознание возвращалось к нему крайне неохотно, какими-то редкими проблесками в мозгу. Последняя вспышка мелькнула как-то крайне ярко, ослепив Люпина болезненно-белым светом. Ремус едва не застонал от накатившей внезапно головной боли, но нашел в себе силы открыть глаза.
Сначала он даже не понял, где оказался, и сделал попытку подняться. Но тело, как бывало после превращений, сковывала смертельная усталость, и Люпин оставил бесплодные попытки. Вместо этого он окинул взглядом помещение, пытаясь припомнить, где это он и как здесь оказался.
Комната, в которой он оказался, была чем-то похожа на ту, которую сам Ремус занимал в Хогвартсе. Горящие в камине дрова слегка потрескивали, озаряя помещение неярким светом, а тяжелые портьеры на окне были наглухо задернуты. Деталей интерьера было немного, и они Люпину ничего не говорили ни о местонахождении комнаты в пределах Хогвартса, ни о владельце комнаты.
Ремус прикрыл глаза и попытался хоть на минуту забыть о тянущей боли во всем теле. Особенно сильно болело отчего-то левое плечо, и Люпин потянулся его потереть. Внезапно ладонь наткнулась на что-то вроде тонкого пледа, который укрывал его все это время. Ремус распахнул глаза, недоумевая, как не заметил его сразу.
При ближайшем рассмотрении это действительно оказалось пледом. Взглянув на него, Люпин почувствовал, как его сердце уходит куда-то в пятки. Цвета Слизерина и его же герб в верхнем правом углу пледа с вероятностью около девяноста процентов говорили о том, что оборотень сейчас находится в покоях мастера зелий.
Ремус едва слышно застонал. То, что его обнаружил Северус, да еще и привел сюда, заставило уши Люпина отчаянно запылать. Он уважал и ценил декана Слизерина как талантливого мага и гениального зельевара, но холодное, даже прямо-таки ледяное обхождение Северуса крайне его смущало. В присутствии мастера зелий Ремус порой чувствовал себя нашкодившим щенком перед грозным хозяином. Щенком…очень уместное определение в данной ситуации.
Люпин сжал края пледа и зажмурился. Иногда ему ужасно хотелось научиться аппарировать по желанию и без использования волшебной палочки.

Люпин снова открыл глаза и уставился в потолок. Посторонних звуков не было, лишь только изредка потрескивало пламя в камине, да тикали часы на каминной полке. Это действовало умиротворяюще, и Ремус попытался продумать план дальнейших действий.
Но тело было категорически против работы мозга. Голова немедленно ответила на его попытки немилосердной болью, и Люпин едва не застонал, усиленно потирая лоб. «Вот теперь я понимаю, что чувствует Гарри…».
Не без труда он сел на диване. Спустив босые ноги на пол, Ремус тут же их отдернул и поджал под себя – каменный пол был очень холодным. Но потом осторожно спустил их и, поправив съезжающий с плеч плед, медленно поднялся.
Его тут же закачало, и Люпину пришлось уцепиться за спинку дивана, чтобы не упасть. Комната закружилась перед глазами, а пол едва не поменялся местами с потолком. Ремус зажмурился и пару секунд стоял, чтобы привыкнуть, после чего рискнул открыть глаза.
Стало чуть полегче. Едва слышно выдохнув, Люпин не без опаски убрал руку со спинки дивана и сделал несколько шагов. Каждый шаг отдавался в теле тупой болью, словно каждая мышца была растянута, и Ремус то и дело морщился.
Сначала он подошел к зашторенному окну, потому что до него от дивана было ближе всего идти. На краю сознания мелькнула мысль о том, чтобы открыть шторы, но она была тут же отметена как самая идиотская – судя по всему, еще была ночь, и луна к этому времени уже могла выйти из облаков.
Следующей остановкой стало кресло, стоящее у камина. Проходя мимо него, Люпин провел по мягкой обшивке ладонью, и, подойдя ближе к огню, немного постоял, любуясь на танцующие язычки пламени. Поправив вновь съехавший набок плед, Ремус обратил взгляд на каминную полку.
Там одиноко стояли массивные часы. Они были выполнены очень искусно и казались довольно древними. «Интересно, - мелькнула у Люпина мысль, - Это часы, созданные магией или все-таки человеком?». Он аккуратно коснулся резьбы кончиками пальцев, но определить этого не смог.
Потом Ремус перешел к стоящему в углу книжному шкафу. Было ясно, что находившиеся там книги – самые малоценные из всех книг мастера зелий, за исключением тех, конечно, что находились непосредственно в классе. Но и среди них то тут, то там Люпин заметил довольно старинные и редкие тома.
Тематика, естественно, была не очень широкой. Преимущественно там находились книги, так или иначе связанные с зельеварением или знаменитыми зельеварами древности.
Люпин вспомнил свои годы учебы. Тогда он очень любил читать, глотал книги одну за другой. Сириус и Джемс постоянно подшучивали над ним на эту тему, но Ремус на них не обижался.
По правде говоря, он вообще не мог на них обижаться. Несмотря на все их шутки, которые, бывало, заходили достаточно далеко. Вспомнить, например, тот случай, когда по глупости Джеймса едва не погиб Северус. Самым худшим было то, что причиной безвременной гибели будущего зельевара мог стать он сам, Люпин.
Уйдя в свои мысли, Ремус едва не расслышал чьих-то шагов. Едва заметно вздрогнув, он прислушался. Шаги действительно были, и, судя по всему, принадлежали они хозяину комнаты.
Люпин в несколько шагов преодолел отделявшее его расстояние от дивана, едва не упав при этом, запутавшись в длинном пледе, после чего плюхнулся на мягкую поверхность и зажмурился. Такое поведение он бы назвал детским, находясь в другом положении и в другой ситуации. Но сейчас это показалось ему наилучшим решением.

Отредактировано Remus Lupin (2012-10-11 22:19:38)

Шаги слышались все ближе и ближе. Потом раздался едва уловимый скрип открываемой двери, и в комнату просочился сложный букет ароматов, идущих из лаборатории.
Ремус непроизвольно повел носом, но потом затих и попытался притвориться спящим.
Пару секунд в комнате стояла тишина, после чего снова раздался звук шагов, теперь уже совсем близко, и едва слышное «Инсендио». Даже сквозь опущенные веки Люпин увидел, что в комнате стало гораздо светлее.
Хозяин комнаты подошел почти вплотную к дивану, на котором лежал Рем.
- Не притворяйся, Люпин, я и так прекрасно вижу, что ты не спишь и знакомился с обстановкой в мое отсутствие.
Слова эти были произнесены настолько ледяным тоном, что ими, казалось, можно было заморозить огонь. Ремус почувствовал, как его уши отчаянно запылали. Он рывком сел, попутно подхватив едва не упавший плед, и натянул его под самый подбородок.
Северус тем временем поставил на журнальный столик какие-то колбочки и стакан с водой.
- После трансформации в теле происходят радикальные изменения. Я не буду говорить тебе простые истины, мне нужно, чтобы ты принял вот это.
Люпин кивнул и подтянул колени к груди, чувствуя сковавшую его какую-то невероятную робость. Он и раньше, конечно, робел перед мастером зелий, но не настолько, чтобы не иметь возможности выдавить из себя ни слова. Но, наверное, дело было в том, что раньше Ремус находился с Северусом на равных. Или, по крайней мере, на нейтральной территории.
Сегодня же все было по другому. Сегодня он находился на территории декана Слизерина, да еще и не в лучшем состоянии.
Северус тем временем отошел к окну и отвернулся от Люпина. Ремус потянулся было к стоящим на столике зельям, но его рука замерла на полпути, и оборотень украдкой посмотрел на зельевара.
Тот стоял неподвижно и казался статуей, всем своим видом напоминая о высеченном из холодного мрамора произведении искусства. Люпин не видел его лица, но судя по напряженной спине и сжатым пальцам Северуса, можно было догадаться, что мысли у мастера зелий совсем не радужные.
Увлекшись разглядыванием Снейпа, Ремус едва не проморгал момент, когда тот снова обратил свое внимание на оборотня. Резко обернувшись к журнальному столику, бывший профессор ЗОТИ так резко протянул руку к одному из флакончиков, что едва не сшиб его со стола.
Но Северус, кажется, этого не заметил. Он только протянул тоном, ставшим – или Люпину показалось? – на полградуса теплее:
- Пять капель на стакан, Люпин. Не десять и не пятнадцать, а пять.
Неуклюже кивнув, Ремус отсчитал нужное количество в стакан с водой, после чего его взболтал в руке и залпом выпил. Поморщившись от неприятного вкуса, он мотнул головой и со стуком поставил стакан обратно на столик.
Потом посидел пару секунд неподвижно и, тихо кашлянув, негромко произнес, глядя на танцующее пламя:
- Северус, я… - его голос на миг прервался, и Люпину пришлось откашляться, прежде чем продолжить. – Я безмерно благодарен Вам за помощь. Мне ужасно неловко, что из-за меня Вы могли подвергнуться опасности, и прошу меня простить за это. Я постараюсь, чтобы такого больше не повторилось.
Ремус посмотрел на мастера зелий и улыбнулся ему. Вообще улыбка была у Люпина универсальным средством практически для всего – подбодрить собеседника, замять скользкую тему или, как вот сейчас, поддержать самого себя.
Улыбнувшись, оборотень почувствовал, что робость слегка отступила. А может, это начало действовать зелье Северуса.

Снейп посмотрел на Ремуса, и его чернее глаза гневно сверкнули, заставить потухнуть неловкую и так некстати появившуюся улыбку Люпина.
- Это все лирика и красивые слова, мистер Люпин. То, о чем Вы сейчас изволили говорить, происходило восемнадцать лет назад в Визжащей хижине.
Северус жестко усмехнулся. Люпин открыл было рот, но ничего не произнес, сжав только сильнее край пледа.
- Думаю, что Вам наверняка до сих пор отрадно вспоминать, как в тот вечер, Вы чуть не погубили отвратительного слизеринского гада, разве не так? Вы упивались собственным могуществом также, как и Ваши друзья, Поттер и Блек. Я был в Вашей власти, и Вы смогли бы спокойной загрызть меня, если бы не трусость Поттера, который в последний момент испугался исключения из школы.
На какое-то мучительно-долгое мгновение Ремус забыл, как дышать. Слова Северуса ранили больнее Сектусемпры и попадали точно по самым уязвимым местам.
Люпин чувствовал, что надо что-то сказать, надо объяснить Снейпу, что все было не так, то есть…
Так не сказав не слова, Ремус беспомощно выдохнул и уставился на шагающего туда-сюда по комнате мастера зелий. Он мог бы тогда загрызть Северуса. Если бы не Джеймс, который все-таки осознал, пусть и в последнюю минуту, чем его шутка может кончиться.
Снейп был прав во всем – кроме одного. Отрадными воспоминаниями назвать тот вечер Люпин никак не мог. Он до сих пор содрогался при мысли о том, какая трагедия могла произойти и по его вине в том числе.
Северус сжал руками голову, словно эти мысли доставляли ему физическую боль, а потом, сверкнув глазами на съежившегося под градом жестоких слов Ремуса, налил себе огневиски и залпом осушил бокал.
- Простите...- произнес Снейп каким-то опустошенным тоном, - я не должен был так говорить. Вы ведь не виноваты в том, что учудили тогда Ваши друзья. Вы за них не в ответе.
Люпин только вздохнул, никак это не прокомментировав. Ведь он был виноват – виноват в том, что, вопреки просьбе Дамблдора, рассказал о своем «недуге» друзьям, виноват в том, что слишком часто молчал и позволял им слишком многое, виноват в том, что, догадываясь о возможности такой ситуации, никак не попытался ее предотвратить.
- Зелье подействует через пятнадцать минут,  и Вам будет немного полегче, - продолжил тем временем Северус. - Если хотите, Вы можете пробыть ночь здесь. Диван раскладывается, матрасом, подушкой и постельным бельем я Вас обеспечу.
Потом он покачнулся, схватившись рукой за спинку кресла. Возглас «Осторожно!..» едва не сорвался у Люпина с губ.
- Эльфы все Вам доставят, спокойной ночи, - скороговоркой пробормотал Снейп и направился было к той двери, откуда появился, но достичь ее мастеру зелий было не суждено. На полпути он споткнулся, закачался и в итоге рухнул прямо на пол.
Люпин вскочил с дивана. Преодолев разделяющее их расстояние за два шага, он наклонился над упавшим и, поддерживая Снейпа за плечи, помог ему подняться. Мышцы рук отозвались глухой болью, но Ремус постарался не обращать на это внимания.
То и дело приговаривая: «Вот так, еще чуть-чуть, осторожно», он помог Снейпу дойти до дивана и, усадив его, сел рядом. Потом Люпин, не скрывая беспокойства, написанного у него на лице, посмотрел на еще более бледного, чем обычно – хотя, казалось бы, куда уж бледнее – декана Слизерина.
«Это все из-за меня, - иглы вины впились оборотню в сердце, - это из-за меня он в таком состоянии. А у меня даже палочки нет».
Оглядевшись в поисках воды или какого-нибудь ее аналога, Ремус подошел к бару и, налив в бокал еще одну порцию огневиски, снова сел рядом со Снейпом.
- Вот, выпейте, - произнес он, с тревогой вглядываясь в лицо Северуса. – Я…могу Вам чем-нибудь помочь?

После вопроса Люпина Северус взглянул было на него, подняв голову, но в последнюю секунду резко отвернулся, и зрительного контакта не произошло. Ремусу на миг даже показалось, что мастер зелий чем-то испуган.
- Выпейте... - повторил за оборотнем Снейп, совсем опуская голову. Его черные волосы свесились вниз, закрыв лицо Северуса от Люпина. - Я не могу мешать зелье с алкоголем. Результат, который ты сейчас видишь, будет более плачевным, если я сделаю это еще раз...
«Какое зелье?» - хотелось спросить Рему, но что-то его удержало, и он прикусил язык. Но потом, подумав, что зельевару лучше знать, с чем можно и с чем нельзя мешать магические напитки, отвернулся и поставил бокал с огневиски на журнальный столик. После чего снова повернулся к Снейпу.
Который, к слову сказать, повел себя очень странно. Едва слышно вздохнув, словно приняв какое-то решение, он качнулся вперед. Голова Северуса оказалась на груди у Люпина.
Оборотень замер, не зная, что и делать. Поведение мастера зелий не укладывалось у него в голове, ведь обычно Снейп держался отстраненно, порой даже слишком. Причем во всех смыслах этого слова – он обособлял себя от окружающих как морально – еще ни разу Люпин не слышал, чтобы Снейп рассказывал о себе – так и физически, никому не позволяя до себя дотронуться. Исключением был разве что Дамблдор, но на то он и был Персивалем Альбусом Вулфриком Брайаном Дамблдором, кавалером ордена Мерлина I степени и прочая, и прочая…
- Завтра с утра сдвоенные зелья с гриффиндорцами... - негромко проговорил тем временем Северус, вытаскивая тем самым Ремуса из прострации.  - И Лонгоботтом наверняка снова запорет зелье… И я обязательно опустошу сосуд с рубинами твоих гриффиндорцев, мистер декан.
«Декан» - Люпин мысленно повторил это за Снейпом, будто это слово не могло уложиться у него в голове.
Оно и не укладывалось. Предыстория этого события была небольшой, но яркой, и успела даже засветиться в какой-то из магических газет.
Минерва МакГонагалл, бессменный декан Гриффиндора вот уже …дцать лет, решила в какой-то момент, что на ее век уже хватит профессорской деятельности. Она всегда была женщиной решительной, поэтому, как только закончился учебный год, она собрала вещи и во всеуслышанье заявила о своем уходе.
Хогвартс был в шоке. Ученикам, да и учителям, Минерва казалась таким же символом школы чародейства и волшебства, как четыре основателя. Ее решение об уходе взбудоражило всех.
Когда же ее спросили, кого она бы хотела видеть на своем месте, то Минерва бросила фразу: «Мне кажется, что Ремус Люпин мог бы справиться».
Люпина отыскали, вкратце описали ситуацию и настоятельно попросили занять должность декана Гриффиндора. Ремус, с одной стороны, был, конечно, безмерно польщен таким доверием и с радостью согласился – тем более он сидел без постоянной работы вот уже довольно долгое время. Но с другой стороны, ответственность тоже была громадной.
Тем более не все преподаватели были рады видеть на таком высоком положении оборотня. За его спиной постоянно кто-то шептался, и это постоянно ставило Люпина в неловкое положение. Но он упорно тянул лямку, стремясь оправдать возложенное на него доверие – все-таки, как ни крути, он был гриффиндорцем, а гриффиндорцы не привыкли отступать перед трудностями.
- Ремус Люпин... – задумчиво произнес Северус каким-то особо вкрадчивым тоном, заставив оборотня вздрогнуть и посмотреть на мастера зелий.
Снейп поднял голову и обжег Люпина взглядом черных глаз. Ремуса обдало жаром, и его уши снова запылали.
Потом Северус переместил взгляд чуть ниже, остановив его в районе губ бывшего профессора ЗОТИ. Тот непроизвольно облизнул их и сильнее сжал пальцами край пледа. Он всей кожей почувствовал возникшее между ними какое-то странное напряжение, да к тому же все еще покоящаяся у него на груди голова мастера зелий отнюдь не добавляла оборотню смелости.

А Северус все смотрел и смотрел. Кажется, даже не моргая. Повисшая между мужчинами пауза нервировала Люпина, и он уже был готов разорвать  ее любым возможным способом, да хоть…
Но и тут Снейп его снова опередил. Когда Ремус моргнул, мастер зелий приблизился к нему почти вплотную – еще пара дюймов, и столкновения носами было бы не избежать – а вслед за тем быстро и почти что невесомо коснулся губ оборотня своими. Это, в общем-то, и полноценным поцелуем назвать было нельзя. Но Люпину хватило и этого.
Сказать, что такое поведение Северуса стало для него шоком, значило назвать баобаб небольшим кустиком. Все мысли мгновенно выветрились у него из головы, оставив Ремуса сидеть неподвижно и во все глаза глядеть на декана Слизерина, который сегодня вечером меньше всего был похож на самого себя.
Люпин почувствовал, как горят у него щеки. Некстати вспомнившийся момент из юности еще более усилил это ощущение и заставил Ремуса зажмуриться.
…Третий курс, середина февраля. Люпин сидит у окна с книгой в руках и то рассеянно поглядывает в нее, то начинает смотреть в окно. День чудесный – солнечный и морозный. Он рисует на окнах затейливые узоры и так и манит выйти на улицу.
Солнце уже клонится к закату, когда в гостиную как вихрь врываются Сириус и Джеймс, принося с собой терпкий и бодрящий запах зимы. На лицах у обоих – улыбки до ушей и пунцовые, слегка прихваченные морозцем щеки. Где-то за их спинами суетится Питер, тоже радостно улыбающийся.
- Мы победили, Рем! – во весь голос орет Джеймс, а Сириус добавляет. – Мы выиграли кубок!
Следом за ними в гостиную врывается толпа ликующих гриффиндорцев.
Вечером они вчетвером сидят в «Трех метлах» и возбужденно, то и дело переходя с шепота на радостные возгласы, обсуждают победу. Точнее, Джеймс и Сириус наперебой рассказывают о ней Ремусу и Питеру. Потом Питер уходит, сославшись на то, что завтра рано вставать. Люпин хочет последовать его примеру, но сегодняшние герои Гриффиндора уговаривают остаться его еще на чуть-чуть.
Постепенно сливочное пиво заменяет небольшая порция огневиски, которое откуда-то удалось достать Сириусу. Люпин отпивает совсем чуть-чуть, после чего долго кашляет. В голове тут же начинает шуметь – до того момента ему ни разу не приходилось пробовать настолько алкогольные напитки.
Он сам не замечает того момента, когда Джеймс исчезает, а Сириус подливает ему еще. Помнит только момент, когда они, поддерживая друг друга, возвращаются обратно в Хогвартс.
Их дыхание в холодном зимнем воздухе вырывается изо рта белым паром и медленно поднимается куда-то в небо. Сириус белозубо улыбается, а его глаза подозрительно ярко горят.
- Вижу, сегодня произошло что-то еще, кроме победы в квиддич?
- Угадал, - тянет Сириус, а потом, наклонившись совсем близко, шепчет. – Меня сегодня поцеловала Эйшлин.
- Да ладно? – удивленно выдыхает Ремус. – Та самая Эйшлин? Недотрога из Слизерина?
- Она самая, - с видом довольного кота тянет Сириус. – Знаешь, как это было?
Что-то в его тоне настораживает Люпина, и он отрицательно мотает головой.
- Н-нет…
- Вот так, - Блэк хватает оборотня за грудки и дерзко его целует, после чего резко отстраняется и уходит.
На этом воспоминание кончалось. Люпин помнил только, что на следующий день Сириус заявил, что ничего не помнит после «Трех метел», а Ремус уточнять не стал.
Почему сейчас ему вспомнился именно этот эпизод? Может, потому что легкий привкус огневиски от поцелуя Северуса был очень похож на тот?..
Как бы то ни было, Люпин, не вполне осознавая, что делает, инстинктивно потянулся вперед и накрыл губы профессора зельеварения своими. Почему-то ему показалось, что в данный момент так будет сделать правильнее всего.
За те несколько секунд, что длилось это соприкосновение губ, Ремус успел почувствовать, что это, к своему ужасу, ему даже нравится. Ему нравится целовать Северуса Снейпа.
Когда эта мысль окончательно оформилась у него в мозгу, оборотень испуганно отшатнулся, прикрывая рот ладонью, и понимая, что теперь зельевар возненавидит его окончательно.
- Простите…простите, пожалуйста, - прошептал Люпин, борясь с желанием спрятать лицо в ладонях. – Я не знаю, что на меня нашло… Я не хотел…

Несмотря на то, что поведение Северуса выбило Люпина из колеи обыденного, свое собственное поведение было для него еще большим шоком. Ремус не понимал себя, словно он был уже не он, но кто-то совершенно незнакомый.
В ужасе от себя оборотень широко распахнул глаза, а мозг тем временем неустанно анализировал информацию и выдавал такое, от чего вполне могла поехать крыша – если, конечно, она до сих пор еще этого не сделала.
Первой вспышкой стало осознание того, что Люпину нравится целовать Северуса Снейпа. И что он вполне не против повторить это еще раз.
Ремус сильнее прижал ладонь к своим губам. Ему казалось, что они горят.
Дальше – больше. Следующим сигналом стало то, что Люпину понравилось его…покорность? Нравилось, что Снейп отбросил свой холодный тон, скинул маску ужаса подземелий и смотрел на Ремуса так, будто был в него…влюблен?
«Нет. Нет-нет-нет, - Люпин почувствовал, что его затрясло. Скорее всего, поводом для этого стал потухший камин, сразу погрузивший комнату в полумрак, но Ремус не был в этом так уверен. Как, впрочем, и ни в чем другом сейчас. Привычный мир переворачивался с ног на голову, и Люпин ничего не мог с этим поделать. – Это все вторая ипостась, ведь ночь еще не закончилась…».
Ремус помнил, когда впервые увидел Северуса. Это было на первом курсе, когда их, тогда совсем маленьких, испуганных детишек распределяли по факультетам. Люпин тогда как-то сразу обратил внимание на Снейпа. Тот был очень худеньким и от этого совсем маленьким, но уже тогда его черные глаза сверкали достаточно гордо, чтобы с лишними вопросами к нему не лезли.
Ремусу он тогда напомнил уличного котенка. И это ощущение сохранилось на протяжении всех шести лет.
Основным чувством тогда была какая-то жалость и уже тогда смущение. Люпину словно бы было неудобно перед ним за что-то. Возможно, за своих друзей, которые относились к слизеринцу порой весьма некрасиво и даже жестоко.
Когда произошел тот самый случай, Ремус после этого две недели не разговаривал ни с Джеймсом, ни с Сириусом. У него не могло уложиться в голове, как можно было так поступить…а еще Люпин винил себя за то, что ничего тогда не предпринял. Высказал все друзьям только после того, как они вернулись в гостиную. Возможно, если бы он тогда выразил свое возмущение при всех…
После окончания Хогвартса Ремус мало интересовался делами школы, и поэтому когда Дамблдор пригласил его преподавать ЗОТИ, то для Люпина увидеть Северуса на должности мастера зелий стало большим сюрпризом.
Котенок превратился в кота. Именно так подумал Ремус, когда увидел его впервые на собрании преподавателей перед началом учебного года. Снейп тогда удостоил его короткого взгляда полуприщуренных глаз и сухого кивка, после чего отвернулся, и в течение всего собрания больше не обращал на Люпина внимания.
Сталкиваясь с мастером зелий в коридорах, Ремус робел, словно перед грозным учителем. Северус, конечно, был грозным учителем – но не для Люпина же.
Потом Ремус научился широко улыбаться, скрывая за улыбкой все нежелательные эмоции. Он выбрал с Северусом тактику вежливости, чтобы ненароком не сказать чего-нибудь лишнего. Но иногда Люпин чувствовал на себе взгляды декана Слизерина. Они были непонятными, после них хотелось подойти и спросить, в чем дело, потому что неопределенность выводила из равновесия.
И это была не ненависть, не отвращение или страх, что порой читался на лицах магов, узнавших, что Ремус оборотень. Но вот что это было – расшифровать такой ребус Люпин был не в состоянии.
После тех невероятных событий, которые случились под конец курса, Ремус на несколько лет покинул Хогвартс. А когда вернулся – уже в должности декана – то почти не нашел отличий. По крайне мере, взгляды Северуса были все так же таинственны.
Люпин не мог до конца сформулировать, какие чувства он испытывал к зельевару. Уважение? Несомненно. Некоторую жалость? Возможно. Странную вину? Да, в некотором роде.
С одной стороны, Ремус был бы не прочь узнать этого человека больше, проникнуть за его маску холодности и презрения. Но с другой стороны, Люпин испытывал какие-то смутные опасения, находясь наедине со Снейпом.
Углубившись в процесс самокопания, Ремус пропустил мимо ушей слова Северуса. Из задумчивости оборотня вывела только какая-то особенно густая тишина, которая, казалось, обволокла собой всю комнату.
- Простите меня… - снова не находя слов, повторил Люпин. – Мне, наверное, лучше будет уйти…
Он комкал в ладонях край пледа, впрочем, больше он никак не шевелился и не стремился подняться с дивана. Словно бы что-то его удерживало тут, рядом с Северусом, какая-то невидимая нить, опутавшая оборотня по рукам и ногам. А может быть, это была ладонь зельевара, лежащая у него на плече.

Отредактировано Remus Lupin (2012-10-14 21:50:54)